Глава 3

Что именно задумал Грундо, я узнала среди ночи. А до того Джудит как минимум раз двадцать успела позвонить в Лондон. И каждый раз возвращалась от дальноговорителя со все более озабоченным видом.

— Ничего не понимаю! — сказала она. — Там все время занято!

— Да не тревожься ты так! — сказала Хеппи. — Наверное, Дора просто звонит этому своему мерзавцу, Джерому. Или Максвелл разбирается с очередным кризисом. Позвони еще разок с утра пораньше. А потом я попробую телепатию. Я бы и сейчас попробовала, но Максвелл сердится, когда я это делаю. Похоже, я все время застаю его в самый неподходящий момент.

И она закудахтала от смеха.

Джудит, разумеется, все равно тревожилась. Она была из тех, кто всегда тревожится. Когда она принялась готовить ужин, ее длинное доброе лицо озабоченно морщилось. Я предложила было помочь, но она и слышать об этом не желала. В этом доме детям не полагалось помогать по хозяйству. Так что я пошла оборонять Грундо от Иззей.

Они к тому времени уже нашли способ его доставать. Одна подбиралась сбоку и тыкала его в бок, распевая: «Длинный нос, длинный нос, жуткий длинный нос!», а вторая в это время подходила с другой стороны, умильно поводя плечиками, и спрашивала детским голосочком: «Скажите, пожалуйста, а где вы взяли столько чудесных веснушек?» Потом они, разумеется, менялись ролями.

Грундо с этим ничего поделать не мог. Когда я пришла, он выглядел совершенно загнанным. Я взяла в каждую руку по Иззи и хорошенько их встряхнула.

— Если вы, паршивки, скажете Грундо еще хоть слово, я вас обеих превращу в клопов! — пообещала я. — Не думайте, я это умею. Так что оставьте его в покое. Немедленно.

Они вывернулись и уставились на меня невинными глазками.

— Но ведь мужчины — наша законная добыча! — сказала Изадора.

— Так говорит Хеппи! — добавила Ильзабиль.

— А я вам говорю — нельзя! — ответила я. — А еще я вам говорю, что вы — невежественные, дурно воспитанные маленькие ведьмы, и я вас сильнее, так что вы будете делать то, что я говорю, а не то, что говорит Хеппи. Поняли?

Они очаровательно надули розовые губки.

— Да, но…

— Никаких «но»! — отрезала я. — Не пытайтесь меня очаровывать. Вы мне совсем не кажетесь милыми. Мне кажется, вас обеих не помешало бы хорошенько отшлепать.

Я стукнула их лбами — не так сильно, как мне хотелось бы, — и ушла прочь.

Я чувствовала, как они с ненавистью смотрят мне вслед. Остаток вечера я провела в ожидании какой-нибудь страшной мести. Но, к моему удивлению, близняшки обращались со мной почти уважительно. Думаю, их просто никто раньше не пытался одернуть. Им это, конечно, не понравилось, зато, похоже, заставило задуматься.

И тем не менее, похоже, вечером они подсунули Грундо в постель что-то склизкое. Бедный Грундо! Ему выделили маленькую комнатку в мансарде, рядом с Иззями. А мне предоставили роскошную спальню для гостей на втором этаже. Там стояла чудесная высокая кровать с латунными шишечками на спинке и горой подушек, и застелена она была огромным лоскутным одеялом.

— С одеялом будь поаккуратнее, — предупредила Джудит. — Его сшила моя прабабушка — то есть твоя прапрабабушка. Оно уже довольно ветхое.

— Красивое какое! — сказала я, потому что оно и вправду было красивое.

Я посмотрела на большие окна. Над ними висели латунные карнизы с большими латунными кольцами. Шторы были такие же красивые, как одеяло, только новее.

— А шторы тоже вы ткали? — спросила я. — Славные , какие!

— Ну да, разумеется, я, — сказала Джудит.

И ушла с озабоченной, виноватой улыбкой, польщенная настолько, насколько она вообще способна была быть польщенной.

Я легла под прапрабабушкино одеяло и тут же провалилась в сон. Я ужасно устала. И мне показалось, что через некоторое время мне снова начал сниться сон вроде тех, что снились мне в доме дедушки Гвина. Мне казалось, будто я выплыла из-под одеяла, вылетела в окно и понеслась над землей. Сумрачные голубые поля и темные рощи разворачивались подо мной на протяжении многих миль, пока я наконец не прилетела в замок Бельмонт, и, пронесшись над стеной, не опустилась возле Внутреннего сада. На этот раз я спустилась не на землю, а вроде как примостилась на стене, откуда были видны все влажные, укромные уголки сада. . Жуткий лошадиный штандарт дедушки Гвина по-прежнему стоял на холме. Я видела его краем глаза, как белую полоску, пока осматривала сад.

Сад был загублен. Газоны засыхали, деревья никли, кусты вяли, и воды уже не струились, как прежде, по ручейкам и желобам. Там, где прежде мощные струи воды водопадом хлестали в водоемы, теперь сползали по камню жалкие, чуть живые струйки. Из некоторых звериных голов вода вообще не лилась. Но это были только внешние признаки того, что натворила Сибилла. Когда я присмотрелась внимательнее — в каком-то смысле это было не столько зрение, сколько внутреннее чутье, — я увидела на всем призрачный желтовато-белый слой гниения. Он застилал лужайки и цветы и выглядел особенно отвратительно там, где он окутывал деревья или слизью сочился из водостоков.

«Я вовсе не ошибаюсь!» — подумала я во сне. После всего, что наговорили мне Хеппи и Джудит, я уже готова была усомниться в собственных воспоминаниях, решить, что я, возможно, и впрямь ошиблась или только вообразила то, о чем Сибилла разговаривала с сэром Джеймсом и мерлином, и что мне, возможно, просто приснилось, что они вызывали сюда дедушку Гвина. Но теперь я — хотя бы во сне — знала, что все это правда.

Потом я повернула голову и увидела, что рядом со мной на стене печально стоит кто-то еще. Это была женщина, она возвышалась надо мной, высокая и стройная, платье на ней развевалось, хотя никакого ветра не было, и ее длинные волосы развевались и тянулись ко мне почти как щупальца. Именно прикосновение ее волос и заставило меня обратить на нее внимание. Но даже и теперь я поначалу была не уверена, в самом ли деле она тут есть. Я видела сквозь нее, видела деревья и звезды на небе. Она была просто белым призраком на фоне этих предметов, чем-то вроде облака или тумана. Но тут она взглянула на меня огромными глазами, и я увидела, что она настоящая. Она выглядела почти моей ровесницей, но я была уверена, что она древнее сада и реальнее меня.

— Это было одно из мощнейших святилищ, — проговорила женщина. — Оно удерживало землю.

Она вздохнула. Она сделала мне знак смотреть, наклонилась, приподняла слой наведенного Сибиллой гниения, ухватила добрый кусок сада, который еще оставался на месте, и осторожно потянула. Она вытянула все — всю силу, и благодать, и радость, что еще оставались там, как будто то была огромная мшистая ткань, слегка отливающая мерцающим блеском, — и набросила эту ткань, с которой капала вода, себе на плечи. От нее чудесно пахло дождем, и лесом, и глубокой прозрачной водой.

— Придется на время взять это обратно, — задумчиво сказала она, кутаясь в ткань. Она, казалось, размышляла вслух, но в то же время обращалась и ко мне тоже. — Это вызовет серьезный дисбаланс.

Пока я ждала, что она скажет что-то еще, кто-то окликнул меня по имени изнутри гостевой спальни, и мне пришлось спешно улетать. Так всегда бывает, когда кто-то окликнет тебя по имени. Я летела назад так стремительно, что темная земля вихрем неслась подо мной, сливаясь в размытые полосы, и в кровать с латунными шишечками я приземлилась с размаху. Когда я села, у меня голова шла кругом. Но на этот раз я точно знала, что не сплю. Я ощущала под пальцами тонкие квадратики лоскутного одеяла и слышала, как дребезжат латунные прутья кровати и латунные карнизы над окнами.

— Кто здесь? Что вам нужно? — спросила я заплетающимся языком.

— А-а, услышала! — протянул кто-то довольным тоном, и несколько других голосов сказали:

— Это мы. Нам надо с тобой поговорить.

Откуда-то сбоку, от пола, лился свет, мерцающий и золотистый. Я так и не узнала, откуда он брался. Утром я посмотрела — там ничего не было. Я поморгала от света и уставилась прямо перед собой. На медной спинке в ногах кровати сидело престранное существо. Сидело и смотрело на меня блестящими розоватыми глазками. Существо было большое — не меньше здешней лохматой собаки, — и у него была выступающая грудь и длинные, вытянутые, свисающие конечности, похожие на крылья. Другие конечности, похожие на руки, держались за спинку кровати, а нечто похожее на лицо — или скорее на птичью голову — смотрело на меня. Однако самым странным показалось мне то, что оно — он — было абсолютно прозрачное. В смысле, я видела сквозь него точно так же, как сквозь ту даму во Внутреннем саду, но если она походила на туман или облако, то ночной гость был похож на воздушный шарик, надутый пустотой, слегка розоватый. Если бы не загадочный свет, лившийся снизу, я бы его и вовсе не увидела. И тут вдруг я заметила, что свет озаряет целую толпу других таких же существ, угнездившихся под потолком вдоль карнизов. Только те были поменьше и имели самую разную форму.