Наконец я его нашел — это был старомодный телефон с диском — и неуклюже схватил трубку.

— Ну наконец-то! — произнес женский голос прежде, чем я успел сказать хоть слово. — Не знаю, где тебя носило, Романов, да меня это и не интересует, но я хочу, чтобы ты хоть раз в жизни меня выслушал!

Голос был неприятный. По правде говоря, он мне напомнил голос моей матери. В нем, как и у мамочки, снаружи была любезность, а под ней — что-то злое и неприятное, от чего хотелось съежиться и спрятаться подальше. Я чувствовал, что эта женщина в весьма стервозном настроении. И я попытался свернуть разговор, как всегда делал это с матерью.

— Простите, мадам, — сказал я, — но мистера Романова сейчас позвать нельзя.

— Но я его жена! — сказала она воркующим и жестким тоном. — Позовите его немедленно.

— Боюсь, не выйдет, мадам, — сказал я. — Мистер Романов сегодня вообще не доступен.

— Что значит «не доступен»?! — осведомилась она. И пока я гадал, что на это ответить, — я понимал, что она из тех людей, кого мелочь вроде гриппа не остановит, — она, по счастью, продолжила: — И вообще, кто вы такой?

Тут я почувствовал себя в своей стихии.

— Я тут временно, мадам, — сказал я. — Мистер Романов нанял меня ухаживать за слоном.

— За слоном?! — воскликнула она. — Да он, никак, цирк устроить надумал?

— Тут, кажется, довольно много животных, мадам, — продолжал я, — но что касается того, что мистер Романов намерен с ними делать, для меня это тайна за семью печатями. Быть может, вы предпочтете перезвонить, когда мистер Романов сможет ответить на ваши вопросы лично?

— Разумеется, — ответила она. — Только скажите, когда это будет.

— Это не так-то просто сказать, мадам, — ответил я, — но, поскольку он нанял меня всего на неделю…

— На неделю! — воскликнула она, а потом добавила: — Пфа! — в точности как моя матушка, когда я доводил ее до белого каления.

В трубке раздалось: хлоп! щелк! бип-бип-бип…

Я невольно улыбнулся, аккуратно положил трубку рядом с телефоном, чтобы он больше не тревожил ни меня, ни Романова, и пробрался в странную, футуристическую ванную. Я помню, как снял с себя одежду и развесил ее на теплые трубы сушиться, но больше я не помню почти ничего, кроме того, что диванчик, к которому я стремился, оказался даже лучше, чем я думал.

Часть 7

СНОВА НИК

Глава 1

Насколько я помню, всю ночь мне снилась Родди. Наверное, такое уж свойство у этого дома: Романов говорил, что ему снился я с толпой детей, и в моих снах Родди тоже все время была с целой стаей ребятни. Я все говорил ей: «Мне надо поговорить с тобой наедине!», а она смотрела озабоченно и говорила: «Ну как ты не понимаешь? За ними же некому присматривать, кроме меня». Тогда я ей говорил: «Если мы не поговорим, все обрушится». А она отвечала: «Это все из-за саламандр». Снова и снова, в самой разной обстановке. Это было просто безумие какое-то.

На следующее утро меня разбудил телефон. Он все звенел и звенел.

Я проснулся ровно настолько, чтобы издать хриплый звериный рык и выбраться в коридор, кутаясь в полотенца, которые я использовал вместо одеял. Я же вам уже рассказывал, какой я бываю, когда только что проснулся. Я налетел на столик и сшиб с него телефон. Телефон я оставил валяться на полу, наклонился и принялся на ощупь искать трубку, а когда я ее нашел, то немного потряс, чтобы телефон заткнулся. Когда это не помогло, я приложил трубку к уху и снова издал звериный рык.

— Ну, на этот-то раз это ты, Романов? — осведомился голос ужасной женщины.

— Гра-а! — ответил я.

— Нет уж, послушай меня! — сказала она. — Я старалась, я очень старалась все простить и забыть, и, видит бог, я пыталась прожить на те жалкие гроши, что ты мне уделяешь…

Я застонал. Видимо, именно это самое сделал бы и Романов, потому что она решила, будто я — это он. Она все трындела и трындела. О том, как тяжело выглядеть прилично, когда денег так мало, и о том, как люди на нее косятся, оттого что она вынуждена по два раза появляться в одном и том же платье, и так далее, и тому подобное. Меня это достало, и я спросил: «Почему бы вам в таком случае не попытаться заработать денег самой?» Но получилось только:

— Помумепапазасай?

— Чего-чего? — переспросила она. — Романов, ты что, пьян?

— Нет, — ответил я, — я просто еще не пил кофе. Точнее:

— Постощениффе.

— Ты пьян! — провозгласила она почти торжествующе. — Романов, я всерьез о тебе беспокоюсь. Здесь ты мог бы сделать блистательную карьеру! Весь мир был у твоих ног — а ты бросил меня и похоронил себя на этом острове! Я тогда тебя не понимала, я тебя не понимаю и теперь. Я слышала, что ты собираешься открыть цирк. Откровенно говоря, меня не удивляет и то, что ты начал пить. Тебе следует немедленно вернуться и занять свое место среди достойных людей с правильным взглядом на жизнь, пока ты не погиб окончательно. Ты ведь знаешь, что я могу позаботиться о тебе. Я могу тебе помочь, Романов! Я думаю, ты попал в плохую компанию — мне совершенно не понравился этот парень, которого ты нанял, а этот слон, на мой взгляд, — просто крик о помощи!

Примерно в этот момент я попытался заставить ее заткнуться, положив трубку обратно на телефон, но это не помогло. Ее голос по-прежнему не умолкая гремел на весь коридор. Она продолжала распространяться о том, какой Романов слабохарактерный и как ему нужна достойная женщина, которая его поддержит. Минут пять я сидел на полу и слушал, думая о том, как неудивительно, что Романов ее бросил, и гадая, как все-таки ее заткнуть. Я был еще слишком сонный и соображал плохо, но чувствовал, что ее голос доносится сюда с помощью магии откуда-то из-за моего правого плеча. Тут все делалось с помощью магии. Это навело меня на мысль. Я вздохнул и снова снял трубку.

Она к тому времени разозлилась. Она орала:

— Романов, отвечай, слышишь?! Если не ответишь, можешь быть уверен: я сделаю именно то, что обещала! Я ведь тоже могу манипулировать магией, знаешь ли! Если ты по-прежнему будешь упрямиться, я возьму в свои руки всю власть, которая мне доступна, и тогда ты пожалеешь! Возможно, у меня на это уйдут годы, но я это сделаю, и тогда — берегись! Меня уже тошнит от твоего отношения…

«Куда-ах-тах-тах-тах-тах!» — думал я, тщательно прослеживая линию, по которой ее голос поступал в дом, и когда я ее нащупал, я вроде как отвернул линию в сторону, наподобие того, как переводят стрелки в часах. Ее голос сделался сперва хриплым, потом ослабел, потом превратился в прерывистый шепот и наконец совсем умолк. Я чувствовал, что жена Романова по-прежнему что-то говорит, но теперь она говорила совсем не в том направлении. Ее голос уносился куда-то в море, и в коридоре снова воцарились тишина и покой.

«Кайф какой!» — подумал я и побрел, кутаясь в полотенца, разыскивать свои шмотки.

Шмотки высохли, но сделались жесткими, как картон. Пока я разгибал их, чтобы снять с труб, у меня создалось впечатление, будто трубы теперь больше похожи на обыкновенные, но я все еще плохо видел, поэтому уверен быть не мог. И кухня, когда я туда добрел, выглядела иначе: как-то меньше, что ли. Но мне нужно четыре чашки кофе, прежде чем я сделаюсь похож на человека, и я отдал приоритет кофе. Я ориентировался по нюху. Нюх у меня хороший. Я нашел банку с кофе, кружку и ситечко, а пока я разыскивал чайник, раздался звон — звон исходил от блестящей черной духовки, внутри которой горел огонь; вчера вечером я ее точно не видел. Я заглянул туда и обнаружил внутри свежеиспеченный хлеб.

«Неплохо!» — подумал я и принялся вынюхивать масло.

Эти поиски привели меня к окошку над раковиной, где стояла масленка, погруженная в миску с водой, чтобы масло не таяло. Пока я нащупывал масленку, окошко распахнулось и в него сунулось что-то липкое и гибкое, которое попыталось вцепиться мне в лицо. Я шарахнулся назад и едва не взвизгнул. От ужаса глаза у меня распахнулись сами собой. Сердце отчаянно забилось, и я в мгновение ока пришел в нормальное состояние. Потом оказалось, что это было к лучшему, но в тот момент я изрядно разозлился. Быть сонным и просыпаться постепенно — это моя личная роскошь, а липкое и гибкое оказалось всего-навсего хоботом Мини, которая пришла проверить, не помер ли я тут за ночь.